ДИКИЙ СОЦИАЛИЗМ

Власти КНДР дали людям вздохнуть, а потом перекрыли кислород. Поэтому им надо бояться не войны, а собственного народа.

Леонид Петров для журнала Русский Newsweek №22 (244), 1-7 июня 2009 года

За последние несколько лет Пхеньян стал совсем другим. Центральные улицы хорошо освещены по ночам, а многоэтажные здания покрашены в непривычно яркие цвета. Работает общественный транспорт, и даже незавершенный памятник социалистической архитектуры – 105-ти этажная гостиница Рюген – теперь одета в тысячи квадратных метров тонированного стекла. Повсюду царит чистота и порядок, по дорогам ездят новые автомобили, а по тротуарам снуют прохожие с мобильными телефонами в руках.

Тем не менее, город остаётся столицей беднейшей страны Северовосточной Азии – самого динамично развивающегося вот уже полвека региона мира. Власти Северной Кореи продолжают проводить политику самоизоляции "Чучхе" и приоритета армии "Сонгун". Результаты налицо – десятилетие назад, обрушившиеся на страну голод и стихийные бедствия стоили жизни нескольким миллионам северных корейцев. Отсутствие лекарств, плохое питание и недостаток энегии превратили целое поколение в инвалидов и дистрофиков. В 2002ом году после полувекового запрета власти разрешили торговлю на рынках.

Что же произошло в Северной Корее?

Блогер Дмитрий Лытов разбирается в том, что же на самом деле могло произойти в КНДР, что заставило её руководство уже сейчас пойти на шаги, которые от них ожидались не раньше чем через год.

"…Рассмотрим ещё раз версию Ланькова. И Ланьков, и Асмолов, и многие другие кореисты сходятся в том, что последний год для экономики КНДР был благоприятен. Настолько, что правительство всерьёз решило свернуть начавший было расцветать рынок и вернуть страну к карточкам. Правда, подобные меры в целом провалились из-за тихого саботажа на местах.

Отсюда закономерный вопрос: почему тогда такой громкий шум и необычно резкий тон? Почему деньги понадобились именно сейчас, когда экономика хороша как никогда?

Мне думается, что потребность в деньгах резко возросла не вопреки, а как раз вследствие улучшений в экономике. Основной причиной этой парадоксальной зависимости мне видится иерархичность общества корейского в целом и северокорейского – в особенности.

Иерархичность предполагает, что каждый начальник должен жить лучше, чем подчинённый. Если у Самого Главного есть Интернет, то у Очень Главного – Интернет по разрешению. Если у Очень Большого есть холодильник, то у Не Очень Большого – в качестве особого поощрения, а Просто Большой может обойтись и без холодильника. И так далее.

Ещё лет пять тому назад холодильник для большинства северных корейцев был чем-то вроде «Роллс-Ройса» для советских жителей. Сейчас же он скорее сопоставим для них с плазменным телевизором: тоже предмет исключительной роскоши, но по крайней мере более достижимой, чем «Роллс-Ройс».

За последние лет пять (может, и больше) представления северных корейцев об уровне достатка претерпели изменения благодаря активизировавшейся торговле северных районов с Китаем. При этом большинство торговцев происходят из тех слоёв северокорейского населения, которые не имели отношения к партийной элите. Партийцам-то зачем заниматься торговлей, рискуя положением – они и так по карточкам неплохо отоваривались. Ещё одна примета времени – северные районы КНДР раньше были самыми бедными и отсталыми, сейчас же они неплохо приподнялись на торговле, из-за чего стали роптать пхеньянцы – самый привилегированный слой.

Разумеется, в данном случае включился естественный механизм перераспределения под названием «взятка» или «подношение». Приподнимается кто-то мелкий – от него перепадает его непосредственной крыше (начальнику), от того идёт кусок повыше, от того – ещё выше и так далее. Система тотального контроля в КНДР именно в данном случае срабатывает на диво хорошо. Зачем резать курицу, несущую золотые яйца, в смысле – зачем сажать торговцев, если они могут долго кормить несколько уровней начальников повыше?

Казалось бы, всё остаётся по-прежнему, богатеют низы – богатеют и верхи, а в целом иерархическая система сохраняется. Ан нет. Проблемой для верхов является то, что теперь двигателями распределения являются не только верхи, но и низы. Пхеньян по-прежнему во многом контролирует распределение продуктов питания. Но инициатива в распределении предметов роскоши – одного из символов власти – во многом перешла к низам, и вот это является источником серьёзного беспокойства для верхов…"

Весь текст здесь…
—

Страна фальшивых денег и сигарет

Любимые промыслы любимого руководителя

[…] Чтобы удовлетворить свои потребности в валюте, власти КНДР готовы пойти даже на то, чтобы производить эту валюту самостоятельно. По словам Леонида Петрова, научного сотрудника Института Азиатско-Тихоокеанских исследований при Австралийском национальном университете, фальшивые деньги выпускались в КНДР уже 20 лет назад: "Еще в 1980-х годах в Пхеньяне существовала мастерская по изготовлению поддельных долларов, которые потом распространялись за рубежом, в том числе в Советском Союзе, а после его развала и в СНГ".

Наибольшую известность северокорейские фальшивомонетчики получили около пяти лет назад, когда Соединенные Штаты обнаружили на мировом рынке поддельные стодолларовые банкноты, практически неотличимые от настоящих. За высокое качество американские финансовые чиновники даже стали называть их супербанкнотами. В производстве супербанкнот США обвинили Северную Корею: на это указывали сообщения бежавших из страны диссидентов, а также то, что северокорейских чиновников за рубежом несколько раз ловили при попытке расплатиться ими. По данным министерства финансов США, более двух третей всех фальшивых долларов, обращающихся в мире,— это купюры северокорейского производства.

Власти Северной Кореи, естественно, отрицают все обвинения. Некоторые эксперты даже склонны им верить. Для производства поддельных банкнот такого качества, говорят они, необходимо крайне дорогое оборудование, и прибыль от распространения банкнот, которую оценивают в $15-25 млн в год, вряд ли может покрыть расходы на их производство. "Если кто-то подделывает наши деньги, мы хотим, чтобы они перестали это делать. Мы агрессивно заявляем северокорейцам: не подделывайте наши деньги". Правительство КНДР, судя по всему, проигнорировало эти слова Джорджа Буша, сказанные два года назад — представители американского министерства финансов в апреле этого года заявили, что супербанкноты продолжают появляться на рынке.
[…]
Среди немногочисленных легальных источников доходов КНДР важное место занимают денежные переводы от северокорейцев, находящихся за рубежом. Исторически наиболее влиятельной группой экспатриантов является "Чхонрен", которая еще называется Ассоциацией северокорейских граждан в Японии. В эту организацию входят в основном потомки переселенцев с севера Корейского полуострова, которые во времена колониального правления Японии переехали или были перевезены в метрополию для выполнения тяжелой работы. После второй мировой войны переселенцам отказали в японском гражданстве, и они сформировали общину северокорейских подданных. "Чхонрен" появилась в 1955 году и сразу присягнула правительству Ким Ир Сена.

В список официальных сфер деятельности "Чхонрен" входит защита прав, культуры и национальной идентичности проживающих в Японии северокорейцев. Организация построила несколько десятков детских садов, школ и высших учебных заведений, где обучение ведется по программе, подготовленной в КНДР. В рамках "Чхонрен" существует несколько банков и бизнес-структур, которые должны помогать северокорейцам с ведением дел в Японии. Однако в "Чхонрен" существует и обширная теневая структура, которая, как считают некоторые исследователи, занимается вымогательством, заставляя членов организации переводить деньги в Северную Корею. ""Чхонрен" раньше работала на благо северокорейцев в Японии, но сейчас она превратилась в группировку, которая вытягивает деньги из граждан КНДР,— говорит Пак Ду Чжин, глава Корейского международного института, до 1975 года входившего в состав ассоциации, и добавляет:— "Чхонрен" это организация Ким Чен Ира, база для его агентов".

За всю свою историю "Чхонрен" заработала мрачную репутацию: на ее счету похищения японских граждан в 1970-1980-е годы, а также множество случаев заманивания северокорейцев из Японии назад в КНДР. С помощью сети школ и вузов ей успешно удавалось убеждать северокорейских экспатриантов в том, что КНДР процветает и по возвращении домой их ждет счастливая жизнь. "Северной Корее было выгодно посылать в Японию небольшие суммы на нужды "Чхонрен" и с ее помощью поддерживать позитивный имидж, чтобы люди с деньгами ехали в Корею. А там их можно было раскулачить",— объясняет Леонид Петров. По программам репатриации, которые действовали с конца 1950-х по 1980-е годы, несколько десятков тысяч северокорейцев покинули Японию. За все последующие поездки в Японию или приглашение знакомых репатрианты должны были платить значительные суммы, которые поступали в копилку северокорейского правительства. Однако в последнее время правительство КНДР уже не так активно привлекает своих соотечественников: в Японии у них больше возможностей заработать, и часть заработанного с помощью "Чхонрен" обязательно найдет дорогу в КНДР.  […] 

Журнал «Власть»   № 39(792) от 06.10.2008

NKorea Struggles to Control Changing Economy

Snack stall and bicycle repairing station in Ryongang county, Nampo

By Becky Branford , BBC News

In international media coverage of North Korea, its nuclear programme and the country’s extreme form of leader worship often dominate. Less remarked on are the economic changes being seen in the country – and the political effects they are having.

Despite years of economic crisis, the country’s leadership has so far managed to weather the storms. Nevertheless, key changes in North Koreans’ daily lives are leading analysts to wonder how long the leaders in Pyongyang will be able to keep power in one of the world’s remaining nominally socialist economies.

“I’ve visited North Korea in 1999, 2004, 2005 and then the last time in October 2007 – so I can see the dynamic of this change,” Leonid Petrov, a North Korea historian at the Australian National University, told the BBC. “In 1999, even in Pyongyang, people were exhausted, malnourished, feeble… In 2004, the situation was very different – the whole city looked like one big market.”

“There was activity everywhere, on streets, under the bridges, from the windows of apartments,” he said. Analysts agree that the North Korean state responded to this change in various ways. Some attempts were made to capitalise from it, such as an amendment to the constitution in 1998, pledging to guarantee the proceeds from some types of private economic activity.

In July 2002, the government also unveiled a series of measures bringing prices and wages closer to black-market levels, and introducing additional material incentives and autonomy for industrial workers and managers. In areas designated “special economic zones”, North Korea now invites foreign investors – mainly South Korean – to take advantage of cheap North Korean labour.

Meanwhile, at the northern frontier with China, trade is thriving, and bribes can often buy passage across the border for North Koreans wishing to buy goods, visit family or flee the country. Chinese and Russian traders now move more or less freely around the country, though North Koreans remain subject to stringent travel restrictions. (See the full text here…)